Города — опорные пункты современной цивилизации, против которых периодически восстают урбанисты, политические активисты и концептуальные художники. Как и в случае многих других явлений, корни антиурбанизма уходят в работы социальных мыслителей, двигаясь от античного культа полисов до психоаналитического анализа разрушения личности под действием города.

Город как идея возник позже города как географического объекта. Первые крупные поселения уже объединяли значительные массы людей, но только по экономическому признаку. Люди вместе жили, работали, оборонялись, создавали культуру. Однако их вряд ли можно было назвать сообществом граждан, обретших политическое и социальное самосознание.

Если попытаться определить точку, когда горожане из просто соседей превратились в политически активное сообщество, то нужно выделить момент, когда явление «город» начали осмыслять его жители. Произошло это после возникновения философии, в наиболее плодотворном виде — в Греции начиная с VI века до н. э.

Философы появились в полисах, где создавали свои концепции не в одиночестве, а в общественных дискуссиях, общаясь с другими мыслителями и гражданами. В Античности же появилась и первая философия города — например, теория идеального государства Платона.

Был ли антиурбанизм до капитализма?

Античная культура, из которой произошла вся европейская философия, относилась к городам восторженно. Житель полиса — это настоящий гражданин, мыслитель, человек высокой культуры. Именно из городской культуры и появилась философия — из традиций общественных дискуссий в городских пространствах. Неслучайно многие античные труды написаны в форме диалога.

Эту традицию унаследовала и Римская империя, которая вращалась вокруг одного города-центра. Римские риторы считали, что качества культурного и цивилизованного человека связаны не только с его умственной деятельностью, но и с городским образом жизни.

Цицерон ввел понятие «человечность» (humanitas), образовав этот неологизм по аналогии со словом urbanitas.

Иное отношение к городам возникло в Средние века, когда общество стало преимущественно аграрным. В деревнях сосредоточились и производство, и культура. Тогда и в христианской культуре начал укрепляться образ города как места скопления грехов.

Конечно, прообраз этой идеи появился еще в Ветхом Завете. За массовую сексуальную распущенность жители Содома и Гоморры удостоились дождя из серы и небесного огня. Всемирный потоп, с помощью которого Бог желал уменьшить число грешников на Земле, тоже адресовался в первую очередь горожанам.

Более развернуто эта мысль утвердилась в трудах Блаженного Августина, жившего в IV–V веках. Он стал одним из отцов церкви, определивших идейную заряженность католической церкви в Средние века. Вместе с тем он повлиял и на всю дальнейшую европейскую философию.

Августин базировался на античной традиции, разделявшей людей на римлян и варваров. Он представлял человеческую цивилизацию в виде огромного греховного города — града земного, противопоставленного граду небесному, откуда людей изгнали. Град земной исчезнет после Страшного суда, когда спасутся только праведники, коих, конечно, немного.

Богослов выделил намного больше недостатков городской жизни, чем в Ветхом Завете. Жители града земного эгоистичны, поскольку созданы «любовью к себе, дошедшей до презрения к Богу», а град небесный — «любовью к Богу, дошедшей до презрения к себе».

Основатель первого города Каин убил брата-земледельца Авеля. Град земной умрет, а Божий будет существовать вечно. Град земной охвачен борьбой людей, которые чтят Бога только ради власти, град Божий вечно пребывает в гармонии.

Теория двух градов в философии Августина родилась не случайно — книга была написана, пока Рим грабили орды варваров. Для человека, воспитанного на античной культуре и получившего блестящее образование в риторской школе, это было сокрушительным ударом.

Однако перечисленные идеи сложно назвать полноценной ветвью в социальной мысли. Несмотря на разовые появления в истории философской мысли (два града Августина или идеальный город-государство Платона), города плотно вошли в сферу социальной мысли только после создания капиталистического общества.

После аграрного Средневековья экономика перебралась в город, а вместе с ней и культурная жизнь. Начал формироваться новый тип человека. Тут уже не философы лепили идеал из того, что видели сами, тут сама жизнь давала материал для анализа. Поэтому настоящий антиурбанизм начинается после индустриальной революции.

Социологи против больного ребенка капитализма

Ключевой ракурс изучения города в социологии и философии — его участие в актуальных процессах общества. В конечном итоге они все связаны с капитализмом. Не один мыслитель отмечал, что город и капитализм неразлучны, а их проблемы обуславливают друг друга.

Географ и экономист Дэвид Харви утверждал, что процесс урбанизации более универсален, чем любой из способов производства, и урбанизация всегда сопутствует производству, присвоению и распределению прибавочного продукта. Но смысл получаемой прибыли обесценивается из-за деградации городской жизни.

По мнению Харви, капитализм перенес экономический процесс в города, чтобы воспроизводить себя. Для такого способа производства город — очень комфортная среда, насыщенная конфликтами и противоречиями: между начальниками и подчиненными, приезжими из разных регионов, политиками и горожанами. В таких условиях очень просто разделить единое сообщество, чтобы управлять им в интересах капитала.

Специфика общественного труда неуклонно влияла на культуру и коммуникации в обществе. Изменения в социальной и психологической сферах были основным предметом изучения социологов и философов XIX–XX веков, которые размышляли о взаимосвязи города и капитала.

Эмиль Дюркгейм в работе «О разделении общественного труда» писал не только об экономике, но и о специфике существования человека в деревенской общине и городе. Согласно французскому социологу, в деревне и городе людей скрепляют разные типы солидарности. Среди жителей сел встречается механическая солидарность. Она характерна для малых сообществ, где все друг на друга похожи: работают в одном и том же месте, верят в одного бога, одинаково одеваются и развлекаются.

В городе собираются представители разных слоев общества, поэтому в идеале отношения между ними стабилизируются не на принципе схожести, а на принципе взаимодополнения и доверии друг к другу.

Люди понимают, что создаваемые ими товары и услуги обеспечивают незнакомых людей, но это действует и в обратную сторону. Также они понимают, что их собственная свобода может существовать только при условии уважения к независимости других.

Но в реальности население городов росло слишком быстро, а потому не успевало органически сочетаться. Возникла ситуация аномии, когда были разорваны основные социальные связи. Люди начали общаться в основном по работе, которая была удалена от дома. Стало сложнее заводить близкие связи, и даже с семьей общаться стало некогда — нужно работать.

Этот процесс распространялся всё сильнее по мере развития капитализма, поскольку средства производства менялись быстрее социальных отношений. Потребности производства и крупных городов росли. Чтобы удовлетворить их, требовался еще более интенсивный труд еще большего числа людей.

Мысль Дюркгейма продолжил социолог Раймон Арон, который отмечал, что необходимым условием сохранения индивидуализма при капиталистическом строе является минимальный уровень коллективного самосознания. В противном случае личности будут слишком разобщены и не смогут работать сообща.

Описанный Дюркгеймом характер отношений в капиталистическом городе также изучал американский социолог Луис Вирт. Он считал, что сегментация человеческих отношений ведет к формированию «шизоидного» типа личности.

Всему виной вторичные контакты, которые составляют большую часть общения горожанина, — например, с кассиром или водителем такси. Им присуща анонимность, поверхностность, мимолетность и нацеленность только на пользу. Чтобы защитить личность от вмешательства незнакомцев, люди воспитывают в себе скрытность, равнодушие и безразличие.

Капитализм порождает постоянную конкуренцию не только на производстве, но и в личной жизни, считал Вирт. В ней подчеркиваются уникальность, эффективность, изобретательность. Однако стресс из-за городской суеты не дает развить эти качества по-настоящему, поскольку вызывает деперсонализацию. Из-за нее падает рождаемость, поскольку нет смысла производить других людей, которые будут точно так же страдать.

Немецкий социолог Георг Зиммель во многом развил идеи Дюркгейма, размышляя о влиянии денег на людей. Заточенный на производство город делает жизнь сугубо логичной и основанной на разуме, лишая ее душевности.

Даже повседневная жизнь приобретает точные метрики, качественные ценности становятся количественными. Потребление вообще теряет какой бы то ни было смысл, поскольку для покупателей вещи отличаются не смыслом, удобностью или качеством, а стоимостью.

Денежная характеристика жизни становится самой важной именно в пространстве города, существующего на больших скоростях. Повышенная нервность повседневности, обусловленная быстрой и непрерывной сменой впечатлений, не дает сосредоточиться на глубоких вопросах. Удобно, когда вместо этого получаешь простую и доступную характеристику жизни, которую не нужно воспринимать критично.

В конечном итоге, по мысли Зиммеля, количественная оценка общества приводит к обесцениванию всего объективного мира, в том числе собственной личности, и к обезличенному восприятию других людей.

Освальд Шпенглер видел капиталистические города как современный Вавилон, в котором беспорядочно смешались культуры, лишившись всякой самобытности. Он изображал западную цивилизацию начала XX века в виде трех-четырех больших городов, которые сосредоточили на себе всю мировую историю. Из-за этого провинцией становятся и села, и малые города, и большие города.

По мысли философа, в результате этого процесса стирается граница не только между городом и селом, но и вообще между любыми культурными идеями. Одним и тем же становятся свободные граждане и рабы, греки и варвары, дворянство и буржуазия, правоверные и неверные. А современные люди превращаются в духовных кочевников, которые потеряли корни и найдут себя в любом городе мира, потому что на деле они и не отличаются.

Русские консерваторы против законов

В 1830–1840-х годах в России оформился философский диспут между либералами-западниками и славянофилами, которые утверждали самобытность пути России. Последние называли главными ценностями русского народа целостность, соборность, органичное сосуществование с природой. Ни одной из этих черт они не находили в городской жизни, а их социальным идеалом была сельская община.

В общине интересы коллектива были важнее индивидуальных желаний, но это не принуждение — крестьяне действовали так из любви к ближнему. Органичность изначально присуща общине, поскольку сельский труд предполагает непосредственную связь с землей, почвой.

Славянофилы отрицали законы, проводя границу между правом и правдой. Философ Константин Аксаков считал, что Запад развил законность, так как чувствовал в себе недостаток правды. Правда рождается в обсуждении, на сходке общины. В ее основе лежат равенство и понимание примата общих интересов над частными.

Западники же считали законы атрибутом цивилизации, который помогает справиться с хаосом. Право необходимо, поскольку в городе рядом живет множество незнакомых людей, чьи отношения не регламентируются законами семьи.

Александр Герцен, изначально либерал, в итоге обратился к социализму, принципы которого он нашел в сельской общине, не испорченной частной собственностью. Философ видел современные ему общины прямыми наследницами городских общин Новгорода, Пскова и Киева.

По его мнению, централизованная власть Московского государства уничтожила демократическую автономию городов. А вот сельская община для государства оставалась в тени, потому смогла сохранить самоуправление.

Эти идеи унаследовали почвенники и народники, которые отличались более терпимым отношением к городам.

Анархисты Михаил Бакунин и Петр Кропоткин в поисках идеального общественного устройства без государства обращались к опыту не только крестьянских общин, но и цехов, артелей и вольных городов Средневековья.

Кропоткин считал, что европейский город также был объединением свободных людей, пока на него не распространилась власть централизованного государства.

Философ-космист Николай Федоров называл городской образ жизни языческим «путем смерти», считая крестьян более разумными, нравственными, здоровыми и свободными. На пути смерти люди стремятся только к бытовому комфорту. Производство уничтожает природу, а из рабочих делает рабов для создания ненужных и бесполезных вещей. Промышленный труд, по мнению Федорова, однообразен и негативно сказывается на человеке, в отличие от работ на природе.

Космист Федоров мечтал о воскрешении всех мертвых, считая это общим делом человечества. Погоня за искусственной красотой города уменьшает уважение к живым и почитание умерших. Возвращение к жизни прошлых поколений может быть осуществлено только в крестьянской общине, в которой сохранилось чувство родства, замененное в городе гражданством.

По мнению философа, город одурманен культом женской красоты, который служит для обмана с целью продолжения рода. Город, с точки зрения Федорова, представляет собой непрерывный брачный пир, собрание женихов и невест всех возрастов. Это приближает человека к животности.

Психоаналитики против невротичности

Психоанализ не мог появиться в традиционном обществе, поскольку личность не была выделена из деревенской общины. Этот процесс происходит, когда общество переезжает в города. Для психоаналитиков человек представляет собой модель всей современной цивилизации, поэтому и городская среда обитания должна непременно оставить след на психике.

Согласно фрейдистской концепции, всем современным представителям городской цивилизации свойственна невротичность — эмоциональная неустойчивость, тревога, отсутствие самоуважения. В аналитической психологии город наделяется двойственным содержанием. С одной стороны, он оторвал человека от природы — сначала от окружающего мира, а потом и от внутренней психической реальности самого человека, которая выработалась за долгое время пребывания на природе.

Город виновен в том, что нарушилась связь между сознанием человека и коллективным бессознательным общества. Это нарушение приводит к формированию разделенной на части личности, которая не может существовать в единстве с миром.

Это связано с характером городской жизни, в которой человек постоянно должен контактировать с разными культурными слоями: разделять рабочее и личное, пересекаться с незнакомцами.

С другой стороны, город представляет своим жителям идеал гармоничного человека, который можно достичь, собрав разрозненные части «расщепленной» личности.

Карен Хорни вводит концепт «невротической личности нашего времени». Она становится такой под воздействием городской культуры, основанной на индивидуальном соперничестве. Потенциальная враждебность порождает ощущение враждебности со стороны других, мести за собственную агрессию, страха от ожидания будущей неудачи.

Вероятность провала весьма велика, так как в городе много людей сражаются за ограниченные ресурсы — например, за рабочие вакансии или места на парковке. Постоянное соперничество дезориентирует — типичный городской житель не знает, можно ли довериться незнакомому человеку, если ситуация требует сотрудничества.

Город немыслим без рекламы. Она создает жизненный идеал, который сводится к набору приобретенных благ. Не все могут ему соответствовать, однако от соблазнительных образов не сбежать. Экономические препятствия на пути к мечте приводят к постоянному стрессу.

По мнению Хорни, нормальный человек способен преодолевать трудности без ущерба для личности, у невротика же перечисленные культурные противоречия усиливаются до такой степени, что невозможно найти их удовлетворительное разрешение.